В начале 19-го столетия в американской методистской церкви был очень одаренный проповедник Лоренцо Доу. Однажды к нему пришел его прихожанин с просьбой обнаружить вора, ограбившего его. Доу собрал всех подозреваемых в одной комнате, где в полной темноте предложил всем поочередно притронуться к бидону, предварительно измазанному сажей, в который был помещен петух. Он объяснил собравшимся, что когда к бидону прикоснется виновный, петух немедленно закричит. Когда, по окончании эксперимента, свет был включен, собравшиеся увидели, что только у одного из них руки остались чистыми. Вор из страха не прикоснулся к бидону и таким образом был уличен.

Подобное происходит и современными верующими во Христа. Мы совершенно спокойно рассуждаем о событиях двухтысчелетней давности, о предательстве Иисуса его учеником, бегстве остальных, криках озлобленной толпы... Но пусть кто-то напомнит нам, что мы вновь распинаем Его сегодня, как написано в послании к Евреям 6:6:

"...невозможно...отпадших опять обновлять покаянием, когда они вновь распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему..."

Этой темы мы стараемся не касаться. Мы совершенно осознанно отвергли свет, которым были просвещены. Мысли о вновь распятом Христе заставляет нас чувствовать себя неуютно. Можно прочесть несчисленное количество книг о распятии, всю свою жизнь проливать слезы у креста и не узнать, что Он вновь и вновь распинается нами, когда мы изменяем истине, просветившей нас.

Находясь в заключении, я был совершенно подавлен от осознания этого факта и, в собенности, когда видел отпавших от веры христиан. Не каждый мог вынести пытки. Я размышлял и собственной слабости. Стыд и боль при мысли о том, что Господь продолжает страдать даже на небесах, наполняла меня непрестанной печалью, пока я не почувствовал необходимость изложить свои мысли на бумаге.

Узникам совести во времена коммунистов запрещено было получать и отправлять корреспонденцию. Было невозможно иметь при себе даже карандаш и бумагу. У меня не было письменных принадлежностей все четырнадцать лет заключения. Даже несмотря на такие строгие меры, многие из нас продолжали писать. Мы размазывали мыло по подошве ботинок и, после того как оно застывало, писали на поверхности щепками. Я сохранил таким образом триста пятьдесят поэм на румынском языке, почти все из них я знал наизусть. Другие заключенные изучали иностранные языки и другие науки, записывая уроки таким образом. Уличенные в такой деятельности подвергались строгому наказанию. Но наказание не играло никакой роли, оно лишь усливало желание писать, каким-то образом занять себя в течение серых монотонных будней. Даже землятрясение было предпочтительней нашему бессмысленному существованию. Чтобы вообразить себе всю тяжесть положения заключенных, читатель должен помнить и о том, что в заключении существовало строгое разделение полов. Мужчины годами не видели женщин и женщины мужчин. Исключение составляли охранники, общение с которыми происходило на уровне значительно ниже человеческого. В книге "Жена пастора", моя супруга, тоже проведшая много лет в тюремной камере, описывает историю девушки, отправлявшей любовные письма из тюрьмы своему выдуманному возлюбленному. Она сочиняла и ответы на свои письма. Ее переписка становилась все интенсивнее и накаленнее, пока наконец она не сочинила ответ на свое письмо, в котором он писал ей, что нашел другую...

В результате иллюзорной любовной драмы, бедная девушка лишилась рассудка. Многие из нас пережили нечто подобное. Мы принимали участие в нереальных дискуссиях, творили в своем воображении оппонентов и друзей, начиная свято верить в их существование. Но голоса, которые слышались нам, исходили не из внешнего мира, а изнутри. В психиатрии подобные симптомы означают шизофрению. И это не удивительно, ведь узников годами держали в одиночестве, в подземных одиночных камерах. Голодные, избиваемые, со следами пыток на теле, они годами не слышали человеческого голоса, даже шепота... Других содержали в набитых людьми, переполненных камерах, иногда до ста человек в помещении, предназначенном для тридцати. Люди падали в обморок от недостатка кислорода. Возможно это и была шизофрения. Не знаю. Но я вспоминал тогда слова из Библии, представляя их в форме древнего свитка, на еврейском языке. Там Бог взывает к патриарху:

"Авраам, Авраам..." (Быт.22:11). Эти слова есть и европейских переводах. Но на древнееврейском стоит разделительный знак между двумя словами.

Два Авраама, это как если-бы существовали две личности в одном существе...

В праотце Аврааме, как и в нас, его потомках, жили, уживались и зачастую боролись две личности, скрытый внутренний человек и явный внешний. Иногда его называют "эго" или подсознанием. Психологи говорят о неврозах, психозах и комплексах. Библия говорит о скрытом внутреннем человеке, с собственными устремлениями, желаниями и даже эмоциями. Добрый человек во мне должен позволить злому, по крайней мере право на самозащиту. Добрый должен предоставить второму самую возможность в сомнении. Добрый должен сражаться со злым, но относясь к нему по доброму, с пониманием. Очевидно, что существует возможность самой широкой дискуссии и сообщением между этими двумя составляющими человеческой личности.

Так возникла идея данной книги. В конце концов я решил адресовать свои вопросы тому, кто является автором обоих противоположностей моего "я". Так я стал писать Иисусу и получать "ответы" от него.

Когда Теодор Герцль работал над своей книгой "Еврейское государство", ему казалось. что он слышит взмахи крыльев ангела у себя в комнате. Окончив работу над книгой, Герцль предложил ее на суд своего друга, психиатра доктора Макса Нордау.

У меня нет сомнений в том, что книга, которую вы держите в руках, была задумана, когда я, возможно, был на грани сумашествия. Но, даже написанная при таких обстоятельствах книга, имеет право на существование. Апостол Павел пишет в послании коринфянам о том, что учение о кресте есть безумие, если рассматривать его с логической, человеческой точки зрения, (1Кор.1:18, 21). Один из учителей первой церкви, Юстиниан говорит:

"Мудрость была увлечена любовью...", совершенно абсурдной любовью к грешникам. Ветхозаветный пророк Осия восклицает: "Безумен, выдающий себя за вдохновенного..." (Осия 9:7). ( В древнееврейском переводе: "безумен духовный человек ," прим. переводчика). Совершенно естественно для духовных людей слыть безумными в глазах окружающих. Они несут в себе боль несправедливого отношения и ненависти этого мира. Когда причиняется зло всем "малым сим" на этой земле, это причиняет мне нестерпимую боль. Ветхозаветный пророк говорит, кто касается святых Божиих, касается Его зеницы ока. Каким-то образом страдания Его святых касаются и меня. Я чувствовал боль этого мира наиболее остро, находясь в заключении. Эта боль была острее физической. Я знал и слышал о святых, которые, находясь в узах, проникались болью этого мира, страдая невыносимо о его грехах. Так и должно страдать членам тела Христова. Ведь мы члены тела Его. Если-же это безумие, да будет так. А может верующий, который не способен чувствовать подобную боль, слишком интеллектуален. Христианские книги стали слишком резонными, логичными, слишком обеспокоенными желанием быть понятыми и воспринятыми. Поэтому и их влияние на людей ограничено. Жизнь намного сложнее. Она бурная, как и отражающий её человеческий разум. Стоит только лечь на диван во время полуденного отдыха и попытаться проанализировать поток мыслей, проходящих через наш разум, станет очевидно насколько они не резонны, не логичны и не моральны. Сформулированные мысли поклоняются стандартам и социальным устоям. Лишь неожиданный, смутный, неопределённый и несформулированный ньюанс может отразить реальную суть вещей.

Почему-бы и нерезонности в наших взаимотношениях с Богом не предоставить права голоса? Библейские персонажи и герои, Иов, Давид, Иеремия выражали соё недовольство Всвышним, которое иногда граничило с Богохульством. Но книги, описывающие их внутреннюю борьбу, канонизированы. На страницах книги Иова, Всевышний одобряет речи Иова, практически спорящего с Ним и осуждает друзей Иова, взывавших к его совести:

"И было после того, как Господь сказал слова те Иову, сказал Господь Елифазу Феманитянину: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов." (Иов 42:7).

Всё в этом мире должно быть подчинено Богу. Написано: "Люби Господа всем сердцем твоим." Каббала вопрошает, как это возможно, ведь в наших сердацах есть и добрые и дурные намерения. И отвечает, что любить Его нужно всем своим существом, всей совокупностью человеческого внутреннего мира, и его добрыми импульсами и даже злыми. Так поступали и герои Библии, Иов, Давид. Иов восклицает:

"Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?" (Иов 7:20)

А в другом месте он жалуется:

"Кто в вихре разит меня и умножает безвинно мои раны,
не дает мне перевести духа, но пресыщает меня горестями." (Иов 9:17,18)

Даже Давид обвиняет Бога Израилева:

"и предал мечу народ Свой и прогневался на наследие Свое." (Пс.77:62)

И дальше:

" Господи, Боже сил! доколе будешь гневен к молитвам народа Твоего?
Ты напитал их хлебом слезным, и напоил их слезами в большой мере..." (Пс.77:62)

Пророк Иеремия ещё более усугубляет антагонизм:

"натянул лук Свой, как неприятель, направил десницу Свою, как враг, и убил все, вожделенное для глаз; на скинию дочерии Сиона излил ярость Свою, как огонь." (Плач 2:4)

У Моисея не было сомнений в том, что Бог способен творить зло и он говорит, как-бы вопрошая:

" Господи! для чего Ты подвергнул такому бедствию народ сей, для чего послал меня?" (Исход 5:22)

Илия пророк спрашивает:

" Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее?" (3 Царств 17:20)

Христианские служители могут воспользоваться случаем, чтобы прокомментировать эти сложные для понимания отрывки из Библии со своих кафедр. Кто-то может опубликовать книгу на эту тему. Но кто, в наши дни, осмелится так говрить с Богом? Кто дерзнёт выразить Ему своё неудовльствие таким образом? Какой христианский издатель рискнёт напечатать книгу с подобными обвинениями против Создателя?

Плач Иеремии посвящён трагическому времени для сынов Израиля, Вавилонскому завоеванию. Но христиане и евреи пострадали при Гитлере и коммунистах больше, чем в древние времена. Не следует-ли нам прислушаться и к их "безумным" речам?

Одна мысль из послания Павла не давала мне покоя много лет. Я видел христиан и даже очень известных их них, которые отпадали от веры и переходили к коммунистам. Они не могли перенести пыток. Некоторые из них превратились в иуд. Ядумал над словами из послания к Евреям (6:4-6):

"Ибо невозможно тех, кто был просвещён однажды и вкусил благих небесных слов и стал причастником Святого Духа и силы будущих времён и отпадших, снова обновлять через покаяние, когда они вновь распинают в себе Сына Божьего и выставляют Его на посмеяние."

(Синод.версия в редакции переводчика)

Многие из отпавших были когда-то моими друзьями. Теперь они взяли на себя роль служителей новой идеи и пытаются исполнять её с бравадой. Но боль, которую я чувствовал сильнее всего - была Его болью. Вновь распятый Иисус - это было слишком для меня. Мысль обо этом была наибольшим страданием.

Все эти мысли и переживания стали предметом моей "переписки" с Иисусом. Мне не составляет труда воспроизвести её детали. Я написал эти страницы, не имея перед собой никаких предварительных записей или плана.

Я должен признать, что живу двойной жизнью. Лдна из них - это рядовая жизнь грешника, борющегося с самим собой, в желании послужить Христу. А другая сторона моей жизни - сокровенная, тайная. В моменты одиночества я ощущаю себя снова в заключении. Каждую ночь я переживаю снова и снова, физически и духовно, все муки, через которые пришлось пройти там. Я слышу окрики и ругательства охранников. Вижу серые, скорбные лица страдальцев. Даже во сне я снова вижу себя в застенках тюрьмы. Поэтому мои проповеди и книги всё время возвращают меня к этой теме. Я знаю и других личностях, несущих подобное время. Русский писатель Достоевский, Эразм Роттердамский, написавший книгу "Хвала безумию". Я переживаю подобные ощущения почти ежедневно. Поэтому мне не пришлось напрягать свою память, чтобы воcпроизвести то, что происходило со мной в заключении. Я переживаю те же ощущения до сих пор.

(продолжение следует...)